Неточные совпадения
Такую же ошибку делали, когда совершали
революцию во
имя природы; ее можно делать только во
имя духа, природа же, т. е. присущий человеку инстинкт, создавала лишь новые формы рабства.
Мне трудно вполне принять какую-либо политическую
революцию потому, что я глубоко убежден в подлинной революционности личности, а не массы, и не могу согласиться на ту отмену свобод во
имя свободы, которая совершается во всех
революциях.
При этом живая человеческая личность оказывается раздавленной, от нее отнимается все богатство содержания жизни во
имя божества —
революции.
Смущало и то, что Колесников, человек, видимо, с большим революционным прошлым, не только не любил говорить о
революции, но явно избегал всякого о ней напоминания. В то же время, по случайно оброненным словам, заметно было, что Колесников не только деятель, но и историк всех революционных движений — кажется, не было самого ничтожного факта, самого маленького
имени, которые не были бы доподлинно, чуть ли не из первых рук ему известны. И раз только Колесников всех поразил.
Был у моего отца еще брат, Егор по
имени; да того за какие-то якобы «возмутительные поступки и якобинский образ мыслей» [Якобинский образ мыслей — революционный образ мыслей (якобинцами во Франции в эпоху буржуазной
революции 1789 года назывались наиболее решительные сторонники уничтожения власти короля и аристократии).] (так именно стояло в указе) сослали в Сибирь еще в 1797 году.
— Конечно, я космополит в сущности! — поспешил объясниться Фрумкин, подметивший иронию приятеля и, как еврей, понявший, куда она метит. — Но ведь космополитизм не враг идей о национальности, если только эта идея подымается во
имя революционного начала, в смысле общеевропейской
революции.
Самая трудная
революция, которая никогда ещё не была сделана и которая была бы радикальнее всех
революций, — это
революция персоналистическая,
революция во
имя человека, а не во
имя того или иного общества.
До известной степени Вера Ивановна была права: конечно, если бы ее судили обычным негласным судом,
имя ее было бы известно только людям, специально интересующимся историей русской
революции.
Коммунистическая
революция в России совершалась во
имя тоталитарного марксизма, марксизма как религии пролетариата, но в противоположность всему, что Маркс говорил о развитии человеческих обществ.
Деятели
революции сознательно могут исповедовать самые рационалистические теории и во
имя их делать
революцию, но
революция всегда является симптомом нарастания иррациональных сил.
Он совершал
революцию во
имя Маркса, но не по Марксу.
Стр. 87. Анахарсисы — т. е. нигилисты, люди крайних воззрений (по
имени Жана-Батиста Клоотса (Анахарсиса), аристократа, деятеля Великой Французской
революции, известного своими экстремистскими выступлениями против христианства и всех религий).
Во
имя достоинства человеческой личности и ее нравственной ценности Достоевский восстает против
революции и революционной морали.
Революция совершается не во
имя свободы, а во
имя тех же начал, во
имя которых пылали костры инквизиции, во
имя «тысячи миллионов счастливых младенцев».
Во
имя величия сверхчеловека, во
имя счастья грядущего, далекого человечества, во
имя всемирной
революции, во
имя безграничной свободы одного или безграничного равенства всех можно замучить или умертвить всякого человека, какое угодно количество людей, превратить всякого человека в простое средство для великой «идеи», великой цели.
В мире должна начаться великая реакция или
революция против господства внешней общественности и внешней политики во
имя поворота к внутренней духовной жизни, не только личной, но и сверхличной духовной жизни, во
имя содержания и цели жизни.
Не во
имя Христа совершилась
революция, и не христианская любовь направляет ее течение.
В России сейчас образовалось три течения: одно хочет безусловно, без торга и без расчета спасать родину, в которой видит вечную ценность, и требует дисциплины в армии в целях патриотических и национальных; другое хочет спасать родину условно, и расчетливо договаривается о том, чтобы родина была подчинена «
революции» и «демократии», требует исключительно «революционной» дисциплины; третье безусловно предает родину и требует истребления ее во
имя всемирной
революции.
Недавно у меня была в руках поучительная в этом отношении переписка православного славянофила с христианином-революционером. Один отстаивал насилие войны во
имя угнетенных братьев-славян, другой — насилие
революции во
имя угнетенных братьев — русских мужиков. Оба требуют насилия, и оба опираются на учение Христа.
Социальная
революция, приобретающая мистическую окраску, и есть третье искушение, отвергнутое Христом во
имя духовной свободы человека.
Когда с пафосом говорят о завоеваниях свобод
революцией, то прежде всего должны были бы иметь в виду те права человека, которые не могут быть от него отняты ни во
имя каких благ земных.
Во
имя «
революции» теперь допускается такая же ложь, какая раньше допускалась во
имя «монархии».
Имя Христа не случайно забыто в нашем революционном движении и в нашей
революции.
И вот, прислушиваясь к многоголосью народному в разбушевавшейся стихии
революции, приходится признать, что
имени Христова не слышно в этом гуле.